Беларусь и новый виток российской агрессии: возможные сценарии

Реалистичные сценарии развития или завершения войны в Украине не дают оснований ожидать настолько серьезного кризиса в России, который бы в ближайшие годы привел к смене нынешнего реваншистского и антизападного режима.

Неясно, как долго России придется восстанавливать военный и экономический потенциал после прекращения боевых действий в Украине. Однако даже с учетом этой неопределенности очевидно, что Россия в обозримом будущем останется угрозой и для Украины, и для тех западных стран, которые не согласятся на примирение на условиях Москвы.

Это означает, что отношения России как минимум с европейской частью западного мира останутся враждебными. Последние годы показали, что такое противостояние может принимать неконвенциональные формы: от кибератак и операций влияния на выборы до диверсий против подводной инфраструктуры или саботажа в европейском «тылу». Традиционной зоной напряженности неизбежно останется пограничный регион между ЕС и Россией — Восточная Европа.

Внешняя политика новой администрации США все еще обретает свою форму, и пока неизвестно, до какого уровня удастся нормализовать отношения Вашингтона с Москвой и насколько охладятся связи между Штатами и Европой. Но европейские столицы, за редкими исключениями, по-прежнему воспринимают Россию как главную угрозу своей безопасности. Если доминирующая европейская позиция и эволюционирует в какую-то сторону, то скорее к еще большему осознанию серьезности российской угрозы и ускорению программ перевооружения, а не к поиску компромиссов с Москвой.

С одной стороны, если Европа в скором будущем действительно сможет стать самодостаточной в вопросах обороны, это сделает ее менее уязвимой. С другой — Дональд Трамп может «свернуть» американский зонтик безопасности быстрее, чем европейские правительства в достаточной мере увеличат военные бюджеты, армии и мощности ВПК.

Этот временной зазор может дать Кремлю соблазн проверить на прочность пятую статью устава НАТО (о том, что нападение на одну страну из 32 считается нападением на всех) в расчете на то, что даже локальный провал этого теста похоронит враждебный альянс.

Такое развитие событий пока не выглядит слишком вероятным. Однако рациональный анализ рисков и возможностей для Кремля уже не может быть надежным методом прогноза. В 2022 году стало очевидно, что российский президент воспринимает риски, ограничения и собственную историческую миссию совершенно иначе, чем внешние наблюдатели.

Эта статья не ставит целью рассмотрение всех возможных сценариев новой эскалации за пределами уже открытого украинского фронта. Мы сосредоточимся на тех из них, которые вовлекают в себя единственного европейского союзника России — Беларусь.

Логика соучастия

Из-за своего места на карте и растущей зависимости от России Беларусь стала постоянным источником рисков для остальных соседей. Эта реальность, скорее всего, сохранится, пока Беларусью руководит режим, существующий благодаря экономической и политической поддержке Москвы.

Проблема не только в давней враждебности Александра Лукашенко по отношению к Польше или Литве, но еще и в модели отношений, сложившейся между Минском и Москвой в последние пять лет.

До 2020 года Лукашенко стремился балансировать между Западом и Россией, предлагая сторонам награждать его за отказ от ухода к другому полюсу. Залогом этого маневрирования была возможность Минска сближаться с Россией и отдаляться от нее подобно маятнику. Разрыв в отношениях с Западом после протестов в Беларуси в 2020 году нарушил ход этого маятника, зафиксировал его в зоне контроля России.

В результате Запад перестал проявлять интерес к сигналам Лукашенко, который по инерции продолжал вербальные попытки показать свою самостоятельность. С первых дней полномасштабного вторжения в Украину он призывал к немедленным переговорам и предлагал себя в качестве посредника между Киевом и Москвой. Но эта риторика больше не убеждала адресатов, поле для маневра исчезло.

В итоге Лукашенко переключился на новую тактику добычи благосклонности и ресурсов из России: он стал оказывать военные услуги, наиболее ценные в каждый конкретный момент для Владимира Путина.

Лукашенко не только обеспечивал российскую армию и военную промышленности всем, что Беларусь могла дать. Осенью 2022 года он, например, предоставил свою территорию для обучения российских мобилизованных.

Во время мятежа Евгения Пригожина в июне 2023-го Лукашенко выступил переговорщиком между сторонами и позволил остаткам ЧВК «Вагнер» базироваться в Беларуси, пока Кремль не взял компанию под свой контроль. А летом 2024-го, в дни начала курской операции украинской армии, он демонстративно перебросил беларуские войска к южной границе, показывая Москве готовность отвлечь ВСУ от основного фронта.

Кроме того, в середине 2023 года Москва и Минск заявили о размещении в Беларуси российского тактического ядерного оружия и год спустя провели учения по его применению. А в декабре 2024-го Путин и Лукашенко объявили о планах разместить в Беларуси новые российские баллистические ракеты средней дальности «Орешник». Кремль тогда стремился послать Западу сигнал о готовности к дальнейшей эскалации, и Минск охотно выступил партнером в этой игре.

Некоторые шаги были скорее символическими. Например, двусторонний договор о гарантиях безопасности, подписанный в декабре 2024 года, дал России право размещать в Беларуси войска и военные объекты в случае внешней угрозы, а также распространил на соседнюю страну российский ядерный зонтик.

Этот документ мало что изменил де-юре и де-факто, так как подобные возможности существовали и раньше. Но такие символические акты создают образ крепнущего контура безопасности вокруг России, и поэтому важны для Путина.

Демонстрируя полезность и лояльность в самой важной сейчас для Кремля сфере, Лукашенко добивается продолжения экономической и иной поддержки своего режима. Москва сохраняет льготные условия поставок энергоресурсов в Беларусь, откладывает выплаты по старым кредитам, дает доступ к своей инфраструктуре для экспорта за пределы России подсанкционных беларуских товаров вроде калийных удобрений.

При этом Кремль не требует от Лукашенко некомфортных для него уступок вроде отправки беларуской армии на фронт или, как Москва предлагала еще до 2020 года, создания наднациональных органов в Союзном государстве.

Такая модель отношений с Россией удобна для беларуского режима. Более того, в обозримом будущем ей нет альтернатив.

Это значит, что если Москва вновь захочет использовать беларускую территорию для региональной эскалации, то уклониться от этого Лукашенко или даже его преемнику будет непросто.

Куда вероятнее, что беларуское руководство посчитает: благодаря демонстративной лояльности ему в ответственный момент удастся выторговать для себя право избежать прямого участия в новой войне, развязанной Москвой.

(Не)правдоподобное отрицание

В случае новой эскалации Кремль наверняка воспользуется уже не раз проверенной тактикой: попытается объяснить свои агрессивные действия реакцией на просьбу союзников или опекаемых лиц.

То ли из-за своего легализма, то ли из-за желания не выглядеть агрессором в глазах сторонников Путин стремится к тому, чтобы эскалации предшествовала «просьба с мест».

Так было и с Крымом, и с началом полномасштабного вторжения в Украину, и с последующей аннексией еще четырех украинских регионов. Несмотря на все меньшую убедительность этих жестов, Кремлю каждый раз было важно создать видимость, что о помощи попросили местные жители или элиты.

Такой же логикой Москва пользуется и при принятии менее судьбоносных решений, касающихся РФ и Беларуси. Формально именно Лукашенко в начале 2022 года пригласил российские войска на учения, после которых они вторглись в Украину.

Осенью того же года он попросил Путина развернуть в Беларуси «региональную группировку войск», которая на практике стала прикрытием для подготовки мобилизованных россиян и отвлекающим маневром во время украинского наступления под Харьковом и Херсоном. Лукашенко также лично пригласил в Беларусь остатки группы «Вагнер» и попросил разместить в стране российское ядерное оружие, а затем — ракетные комплексы «Орешник».

С одной стороны, Москва делегирует Минску роль инициатора, чтобы не унижать союзника самовольным использованием его территории. С другой — домашняя аудитория Путина и, возможно, часть сочувствующей ему зарубежной публики какое-то время верит в то, что Москва лишь реагирует на просьбы друзей, а не сама провоцирует эскалацию.

Суверенный статус Беларуси как отдельного государства дает удобное прикрытие, возможность отрицания («plausible deniability») причастности к первому выстрелу. В глазах противника это, конечно, совсем не убедительно, но для лояльной аудитории выглядит вполне правдоподобно.

Сценарии обострения

Рассуждения о возможных сценариях нового военного кризиса в Восточной Европе — это спекулятивное занятие. Вероятность реализации каждого из таких сценариев в отдельности мала. Но подобные упражнения полезны, чтобы увидеть механику использования Беларуси в этом процессе и определить пути снижения рисков.

Географическое положение Беларуси открывает для России два возможных направления для агрессивных действий: против Украины с севера и против восточного фланга НАТО (Польши, Литвы или Латвии). Любой сценарий серьезного конфликта потребует участия российских войск: беларуской армии, особенно без предварительной мобилизации, не хватит живой силы, опыта и вооружений, чтобы в одиночку и на длительное время нарушить целостность обороны соседей.

Однако это не означает, что Россия повторит сценарий начала 2022 года, то есть вновь за несколько недель до эскалации разместит в Беларуси под предлогом учений большой военный контингент. Такой маневр нельзя исключать полностью, но после 2022 года он стал настолько ожидаемым, что попытки его повторить лишили бы Москву элемента внезапности.

Любая переброска тысяч и тем более десятков тысяч российских военных в Беларусь немедленно привлечет внимание разведок стран НАТО. Члены Альянса будут готовиться противодействовать провокациям. А если бы такая группировка, как и в январе 2022 года, зашла в Беларусь еще и с военной и инженерной техникой, то никто из соседей не стал бы надеяться, что Кремль блефует или просто пытается напугать.

Менее прямолинейные сценарии эскалации подразумевают вовлечение российских военных в происходящее уже в качестве ответа на какие-то предварительные провокации. К примеру, на резкое обострение миграционного кризиса, который беларуские власти уже несколько лет с разной степенью интенсивности используют для давления на соседей.

С 2021 года Минск целенаправленно направляет мигрантов из стран Азии и Африки через беларускую границу в Евросоюз, реагируя таким образом на европейские санкции.

Лукашенко много раз заявлял, что пока санкции остаются в силе, беларуские пограничники не будут препятствовать мигрантам. Число попыток незаконного пересечения границы меняется в зависимости от сезона и нередко контролируется Минском напрямую. На пиках кризиса ежемесячно фиксировалось несколько тысяч попыток прорыва. Зимой этот показатель снижался до нескольких сотен.

В 2022 году под давлением ЕС ряд авиакомпаний из стран происхождения мигрантов отменили рейсы в Минск, и многие стали добираться на беларускую границу с ЕС через Россию. То есть российские спецслужбы, скорее всего, участвуют в координации этой многолетней операции. Это неудивительно, учитывая похожие действия России на своих границах с Финляндией и Норвегией в прошлые годы.

Силовые ведомства соседних с Беларусью стран, особенно Польши, с первых месяцев кризиса фиксируют всевозможную поддержку беларускими силовиками мигрантов. Их транспортировали к границе, снабжали лестницами и инструментами для демонтажа пограничных заграждений, булыжниками и рогатками — для нападений на европейских пограничников. В мае 2024 года в одном из таких столкновений погиб польский солдат, после чего Минск на несколько месяцев оперативно уменьшил поток мигрантов.

В сценарии, необходимом для провоцирования военного конфликта, группа мигрантов может получить более серьезное оружие, чем рогатки. Либо же под видом мигрантов границу попытаются пересечь переодетые наемники или силовики.

Ответное применение летального оружия военными Польши, Литвы или Латвии может привести к столкновениям с официальными беларускими пограничниками. Такая эскалация — формальный повод обвинить страны НАТО в агрессии и привлечь российских военных к «защите общей границы Союзного государства».

При этом Москва может заранее и не поставить Минск в известность о своих планах. Понимая, что беларуское руководство не хочет проактивно ввязываться в войну, Кремль может сам создать такую ситуацию, в которой Лукашенко будет сложно уклониться от обращения за помощью к Москве.

Использованием мигрантов возможные сценарии не ограничиваются. Например, в качестве первого шага можно потребовать от Литвы расширения наземного коридора к Калининградской области через Беларусь в случае ограничений морского сообщения.

Кроме того, Россия может снова использовать Беларусь на украинском фронте — в частности, попытаться полноценно втянуть ее в войну. И сделать это будет куда проще, чем спровоцировать столкновение с НАТО.

При таком сценарии Россия сначала может вернуть в Беларусь свою авиацию и ракетные комплексы, которые были выведены в 2023–2024 годах. Затем — возобновить обстрелы Украины с беларуских полигонов и аэродромов. Такие атаки прекратились осенью 2022 года.

При этом за прошедшее время Киев серьезно продвинулся вперед в производстве дальнобойных ракет и дронов, поэтому беларуские военные объекты окажутся не только законными, но и относительно простыми целями, если сравнивать их с более дальними и лучше прикрытыми ПВО целями в центральной России.

В случае систематических обстрелов из Беларуси соблазн украинского руководства устранить угрозу может оказаться сильнее желания не втягивать Беларусь в войну.

Ответные украинские удары по Беларуси, в свою очередь, дадут России больше оснований требовать от Лукашенко задействовать его вооруженные силы. Цели — расширить театр боевых действий на украино-беларускую границу и, как следствие, растянуть резервы ВСУ по более широкому фронту.

Управление рисками

Уже сейчас европейские страны, особенно географически близкие к России, принимают меры, снижающие вероятность эскалации. В частности, они повышают объем инвестиций в ВПК, увеличивают численность вооруженных сил, перевооружают их, возвращают элементы призыва и всеобщей военной подготовки, размещают в потенциально прифронтовых зонах дополнительные контингенты, укрепляют и минируют границы с Беларусью и Россией.

Все эти шаги хоть и часто запаздывают, но, несомненно, полезны. Однако при этом они нацелены на сдерживание России и не учитывают беларуский фактор. Между тем восприятие Беларуси только как инструмента Кремля, лишенного собственной воли, близоруко.

Конечно, сам Лукашенко немало сделал для того, чтобы его режим воспринимался именно так. Однако полное растворение субъектности Беларуси в воле Кремля упрощает реальную картину. Сейчас мало кто думает о способах влияния на Минск, а ведь в критический момент его поведение может как усугубить кризис, так и стать препятствием для планов Москвы.

Хотя беларуский режим справедливо считается сателлитом России, он все еще сохраняет собственную волю и осознает свои интересы. Им явно противоречат участие в войне с НАТО или расширение российско-украинской войны на территорию Беларуси.

Все опросы с начала войны 2022 года показывают, что абсолютное большинство населения страны выступает против ее участия в боевых действиях. Отправку беларуских солдат на украинский фронт поддерживают 3–10% респондентов.

Лукашенко вынужден учитывать этот факт, оценивая внутриполитические риски своих решений. Даже авторитарному режиму тяжело ввязаться в войну, в которой общество категорически не хочет участвовать.

Любой сценарий эскалации с участием Беларуси предполагает, что чем дольше и настойчивее Минск будет саботировать российские усилия или уклоняться от участия в войне, тем в большей степени это будет отвечать интересам региональной безопасности. Поэтому в дополнение к мерам сдерживания России Западу важно думать и о том, какие стимулы можно создать для Минска, чтобы в критический момент он все-таки проявил свою субъектность.

Во-первых, необходимо сохранять и выстраивать новые каналы коммуникации с Минском, в том числе и с представителями военного руководства. Это повысит вероятность того, что беларуская сторона задействует каналы для раннего предупреждения о планируемой провокации или эскалации. Такой вариант возможен, ведь госаппарат в Минске не состоит исключительно из пророссийских «ястребов», желающих втянуть свою страну в новую военную авантюру Кремля.

Во-вторых, существующие дипломатические каналы коммуникации можно использовать для разъяснения Беларуси военных последствий ее полноценного вступления в войну против НАТО или Украины.

Чем более четко беларуская власть будет осознавать риски уничтожения собственных военных и других значимых объектов (а не только российских войск и вооружений на своей территории), тем больше шансов на то, что Минск будет сопротивляться такому сценарию.

А вот на угрозы ужесточения санкций возлагать надежды не стоит. Потенциал экономического давления Запада на Минск почти исчерпан. Полная торговая блокада на западной границе Беларуси, включая транзит через ее территорию, разумеется, была бы болезненна для Лукашенко. Но за последние годы Минск в значительной мере переориентировал экспорт и логистические цепочки на Россию, так что эта угроза уже не будет настолько весома. Особенно в ситуации, когда на другой чаше весов окажутся военные требования главного союзника — Москвы.

В-третьих, важно не упустить Беларусь из вида, если переговоры о завершении российско-украинской войны дойдут до обсуждения деэскалации и мер доверия за пределами линии фронта. Речь не о том, чтобы Лукашенко получил место за столом переговоров, — этот вопрос куда менее важен, чем те договоренности, которых стороны могут достичь по поводу беларуской территории.

С учетом стратегического положения Беларуси и опыта ее использования Россией с 2022 года, на переговорах могли бы обсуждаться ограничения на размещение иностранных войск, ядерного оружия, дальнобойных средств поражения, военных баз. Стоило бы поднять вопросы о масштабе и регулярности учений, а также согласовать механизмы контроля над выполнением договоренностей. Помимо своей основной функции, эти соглашения расширят пространство для маневра Минска в будущем, дадут ему аргументы в пользу того, чтобы — насколько это будет возможно — уклоняться от попыток Кремля использовать беларускую территорию в нарушение будущих мирных соглашений.

В-четвертых, военно-политическую ценность имеет поддержка независимых беларуских медиа. Даже находясь в изгнании, они помогают удерживать общественное мнение от большей солидаризации с Россией.

То есть в меру возможностей противодействуют провоенной кремлевской пропаганде.

Если беларуский независимый медиасектор не переживет период глобальной экономии на международной помощи СМИ, это упростит задачу по втягиванию Минска в войну.

Принятие всех вышеперечисленных мер — не гарантия того, что России не удастся втянуть Беларусь в новую военную эскалацию. Дипломатические сигналы или расходы на борьбу с российской пропагандой в Беларуси не заменят европейским странам инвестиций в собственную оборону, укрепление границы и подготовку к разным сценариям конфликта.

Однако нельзя не учитывать того, что Минск все еще обладает собственными, отличными от России интересами. Игнорируя этот факт, Запад упустит шанс создать Москве дополнительные препятствия. Чем больше их становится, тем менее вероятно начало новой большой войны.