«Почти никого из коллаборантов в списках чиновников не осталось. Их постепенно сместили»

Пока США и Россия безуспешно ведут переговоры о территориях, где проходят военные действия, о временно оккупированных украинских регионах никто практически не упоминает. Однако там по-прежнему проживают до 6 миллионов украинцев.

Районный центр Мелитополь был захвачен в первые дни полномасштабного вторжения. Только в течение первого года город вынуждены были покинуть две трети его жителей — около 100 тысяч человек.

Не сумев захватить Запорожье, россияне назначили Мелитополь центром присвоенной себе Запорожской области. Недавно российская пропаганда хвасталась тем, что он будто бы «стал самым быстрорастущим городом в России».

Жительница Мелитополя Юлия (имя изменено — С.) рассказала «Салідарнасці» о том, как изменился ее родной город за время оккупации и почему россияне мечтают в нем жить.

«Неместный говор слышен повсюду — в транспорте, в очередях, просто на улице, когда звонишь куда-то в инстанции»

— В декабре в спешном порядке пришлось переоформлять машину на российские номера и делать страховку, — делится Юлия. — С января стали штрафовать за отсутствие страховки.

— Вы уже поменяли паспорта, теперь вот автомобильные номера. Какие-то украинские документы еще действуют?

— На самом деле, по их же законам, до 2028 года должны оставаться действительными украинские документы на землю и на недвижимость.

Но по факту люди вынуждены переоформлять свои дома и квартиры уже сейчас, потому что оккупационные власти продолжают охотиться за «бесхозным» жильем.

И когда на двери появляется объявление, что ваше имущество подозревается как бесхозное, конечно, человек поспешит его зарегистрировать в Росреестре, чтобы не лишиться вообще.

Мы свой дом еще не переоформляли, но, боюсь, что и нам придется это сделать.

У тех, кто принципиально не хочет менять украинские паспорта, начались серьезные проблемы. Дело не только в том, что они не могут устроиться на работу или получить медицинскую помощь.

Знаю человека с украинским паспортом, которого неоднократно задерживали, увозили в комендатуру, и откуда он всегда возвращался с побоями.

Но были и случаи, когда люди вообще пропадали на оккупированных территориях.

Кроме документов, говорит собеседница, изменилась и жизнь в городе в целом. Его заполнили чужие люди, которые едут в оккупацию и под влиянием административного давления, и по собственной воле.

— Много приезжих учителей и врачей, правда, среди последних почти все либо глубокие пенсионеры, либо совсем молодые люди, которые не вызывают доверия.

Наплыв людей бешенный и в других отраслях. Неместный говор слышен повсюду — в транспорте, в очередях, просто на улице, когда звонишь куда-то в инстанции.

— Чем заманивают всех этих людей в город, который находится менее, чем в 100 км от активных боевых действий? Не говоря уже о моральной стороне, касающейся оккупации.

— Те, кто к нам едут, смотрят российское телевидение и живут в их параллельной реальности. Но и плюшек для них приготовили много.

Во-первых, здесь зарплаты выше, чем во многих регионах России. Плюс, у нас все-таки не ведутся боевые действия, и сейчас, думаю, спокойнее даже, чем в том же Курске и Белгороде.

Есть море, правда, теперь до него не доберешься. Вообще на берег выбраться практически невозможно, даже в сами прибрежные села въехать проблематично, потому что везде блокпосты.

Раньше нашими любимыми местами для отдыха были лиманы. В этих огромных рекреационных зонах всегда было много детских лагерей, баз отдыха. На выходные мы все ехали туда.

Сейчас все лиманы — это полигоны для учений. Они там с такой интенсивностью тренируются и стреляют в водоемы, что на берегах разрушаются дома.

Естественно, отдыхающих туда не пускают. Но об этом, думаю, гастарбайтерам не сообщают, им просто говорят «город на море».

Также с апреля у нас ввели самую низкую ставку для приобретения жилья — всего 6% годовых (для сравнения, по всей России ставка составляет 21%).

Могу предположить, что многие едут к нам и ради быстрого карьерного роста. Я просматриваю новостные ленты местной администрации и других учреждений.

Сразу после оккупации подавляющее большинство фамилий были мне знакомы, их назначали из местных лояльных граждан. Сейчас почти никого из коллаборантов в списках чиновников не осталось.

Их постепенно сместили, на некоторых даже завели уголовные дела за коррупцию. И теперь на месте бывших украинских фамилий встречаются фамилии, по которым можно определить всю географию Закавказья, например.

И вот приезжает сюда человек из какого-нибудь Дагестана или другого дальнего региона России советником в так называемое «министерство», поработал полгодика, стал заместителем министра или вообще министром, а еще через полгода его назначают, например, исполняющим обязанности губернатора Ненецкого автономного округа.

Кстати, раньше у нас были просто отделы местной администрации, оккупанты каждый назвали «министерством». Поскольку городу дали статус областного центра, то у нас теперь есть и «правительство области», что тоже режет слух, и местное «законодательное собрание».

И вот через все эти придуманные органы очень быстро делают карьеру.

В самом городе россияне стараются создать видимость нормальной жизни. Очевидно, что деньги сюда направляют, потому что делают дороги, ведутся какие-то строительные работы.

Вот сейчас весна — обрезают деревья. Нельзя сказать, что водопроводы не чинят или еще что-то. Работают и коммунальщики, и другие структуры.

Внешне жизнь действительно выглядит как жизнь города. Нас не бомбят, у нас нет разрухи, работают предприятия, торговля. Практически все можно купить. Только на товары из Европы ценник сильно выше.

Если раньше, например, дезодоранты Rexona или что-то подобное были повседневной реальностью, то сегодня это практически роскошь, потому что стоят в два раза дороже.

Еще в 2023 году у нас можно было увидеть остатки украинских товаров, которые мы охотно покупали, потому что знаем их качество. Но уже давно такого нет. Российские товары соответствующего качества недешевые. А те, которые совсем дешевые, я боюсь брать.

Местные работодатели вынуждены поднимать зарплаты, чтобы удерживать квалифицированные кадры. А вот учителям сразу после оккупации зарплаты подняли, видимо, потому что из школ многие ушли и нужно было как-то заманить людей. Но с тех пор их урезали минимум два раза и платят с перебоями.

К нам заходит разный российский бизнес: строительный, услуги — у них зарплаты высокие. Плюс, по закону РФ, раз в году нужно проводить индексацию зарплат на процент инфляции.

В феврале 2024 года к февралю 2023 года зарплату проиндексировали на 10%, в этом году на 16%. При этом инфляция у нас постоянная, цены растут все время.

В маршрутках теперь часто дороговизна становится главной темой, особенно у пенсионеров. Сразу после оккупации у них был повод порадоваться, потому что к украинским пенсиям всем добавили социальную российскую — 10 тысяч рублей.

Украина до сих пор не отказывается от своих пенсионеров на оккупированных территориях. Единственное, сейчас им нужно проходить верификацию, чтобы продолжать получать пенсию. Это значит, нужно выйти на связь с банком и ответить на ряд вопросов.

Далеко не каждый пенсионер способен такое проделать, тем более что интернет у нас с приходом России стал отвратительный. Поэтому есть люди, которые предлагают услуги по верификации.        

Также есть те, кто украинские пенсии переводит в рубли. Это отдельный бизнес. Расчет у нас уже давно ведется только в российских деньгах. Запрещено ли иметь украинские банковские карты, я не знаю, потому что по домам пока никто не ходит и не ищет их.

Но, думаю, если кто-то к ним попадает и во время проверки у него найдут эти карты, вопросы возникнут.  

Как уже сказала, интернет у нас плохой до такой степени, что удивляются даже крымчане. Как видите, наша связь постоянно прерывается, куча нервов и времени уходит, когда хочешь провести онлайн-платеж, а навигаторы не работают вовсе.

Связь глушат по всему городу, потому что у нас довольно много мест дислокации военных.

«Меня радует, что их волнуют наши «котлеты по-киевски», что они их боятся»

До оккупации Юлия работала высококвалифицированным специалистом в сфере образования. После какое-то время подрабатывала на временных сельскохозяйственных работах. Теперь устроилась на предприятие.  

— Мы вместе с мужем смогли устроиться на завод. Это наше украинское предприятие и даже руководство осталось прежнее. Производим исключительно мирную продукцию.

Как я отношусь к тому, что руководство нашей компании, как и некоторых других, приняло новые правила? Я понимаю, что релокация промышленного предприятия — слишком сложное и затратное мероприятие.

Уехала примерно четверть коллектива, но остальные остались. И все они, работая здесь, продолжают кормить свои семьи. Давайте будем реалистами, перенести предприятия практически никому не удалось. Но, благодаря тому что они остались и снова стали работать, люди могут как-то выживать в это тяжелое время.

В целом по городу процент уехавших гораздо больший. Выехать было проще тем, у кого были ресурсы на переезд, транспорт, и кто мог просто замкнуть квартиру на ключ. Или тем, у кого вовсе не было своего жилья.

Тем же, кто вел оседлый образ жизни и вообще редко куда-то выезжал, у кого кроме дома еще было какое-то хозяйство, уехать было сложнее.

— Вы сказали, что жизнь в городе продолжается, работают предприятия, у вас есть какая-то работа. Говорит ли это о том, что вы смирились с ситуацией?

— Нет, конечно. У меня нет желания принять эту ситуацию, и я понимаю, если она не изменится в течение ближайших лет, то и нам придется уезжать, несмотря на все трудности. Никогда не думала, что мне придется делать такой выбор.

Вариант остаться навсегда в «русском мире» я для себя не рассматриваю. Мы все еще надеемся на то, что это закончится. Но периодически, бывает, накрывает, и я плачу от безысходности.

Нас очень беспокоит то, что ничего не меняется в глобальном плане. И даже нет никаких предпосылок. Ситуация напоминает АТО, когда военные действия были, а результата не было.  

Мы очень переживаем за нашу Украину, которую постоянно бомбят, сейчас с особой интенсивностью. Там все наши родные и знакомые. Всегда с замиранием сердца следим за новостями.

Здесь у нас самих сейчас очень узкий круг общения. Мы не ходим ни на какие их праздники, ни на какие мероприятия, даже в кинотеатры. Лично мне было бы странно там находиться. Честно скажу, мне даже в наш любимый парк сейчас пойти на прогулку тяжело.

Хотя я вижу, когда иду мимо, что там много людей. Мне же некомфортно, трудно гулять и по городу. Хожу только по потребностям — на работу, в магазины, к врачу.

Сейчас не могу радоваться даже природе.

— Те, кто сегодня приезжают в Минск, тоже видят обычную жизнь: магазины ломятся, рестораны забиты, за билетами в театры стоят очереди и т.д. Но сами беларусы признаются, что несмотря на эту вроде бы внешне полноценную жизнь, город стал чужим.

— Вы описали мои ощущения. У нас был не просто очень красивый город, но еще и психологически комфортный для нас. Это, знаете, когда у тебя на рынке все продавцы знакомые, когда идешь пешком на работу и успеваешь за дорогу встретить до десятка человек, которые тебе улыбаются, потому что рады видеть.

Я часто думала, какая я счастливая, что живу и работаю здесь, я бы никогда не хотела жить не в Мелитополе. Как я любила нашу художественную галерею!

Там можно было и выставку посмотреть, и всегда встретить, с кем поговорить. Ее основал очень интересный человек и открыл там курсы живописи. Этот мужчина уехал.   

И таких — прогрессивных, творческих, креативных, к сожалению, уехало много. У нас была атмосфера своего города, с мероприятиями, которых все ждали.

Мы очень любили наш Парад оркестров, Фестиваль вышиванок, Фестиваль черешни. Это были праздники, на которые мы ходили всей семьей.

Мне, человеку, который любит украинскую песню, не хватает наших песен. У нас в училище культуры были прекрасные хоровые и танцевальные ансамбли.

Мы это все любили совершенно не притворно, мы на этом воспитывались. Нас учили любить все культуры, здесь всегда прекрасно уживались и татары, и рома, и русские.

Но при этом всем я — украинка. А сейчас мне даже не с кем об этом поговорить. По своему телевизору в специальных роликах они рассказывают, как здорово в их стране живется всем народам, но при этом из библиотек изымают украинские книги.

Часть этих книг каким-то образом попала на блокпосты. И теперь российские военные могут подложить их любому, как раньше подкладывали наркотики, чтобы вымогать деньги.

Я перестала чувствовать тот комфорт проживания в родном городе и даже в своем близком кругу не могу говорить о том, о чем, например, говорю сейчас. Сейчас никто не понимает, можно ли с кем-то говорить открыто.    

Потому что, по крайней мере, внешне все поддерживают то, что происходит — кто-то от недопонимания, кто-то искренне, к сожалению. Опять же, людей воспитывает телевизор.

Поэтому порой и от украинцев слышу что-то вроде «опять эти хохлы, да сколько можно лить кровь». И это при том, что почти у всех родственники, дети, братья, сестры живут в Харькове, Одессе, Кривом Роге и других городах. Как это у них в голове умещается, я не знаю.

Сама в незнакомых компаниях прикидываюсь аполитичной, чтобы меня никто не трогал. Пусть думают, что хотят.

Плохой новостью для нас стало то, что в Шереметьево практически перестали пропускать людей с украинскими паспортами. По их законам, с 2023 года это был единственный разрешенный маршрут к нам, на оккупированные территории, из Европы и третьих стран.

Так украинцы ехали оформлять свою недвижимость, так привозили внуков бабушкам-дедушкам. Теперь эти старики боятся, что больше могут не увидеть своих родных.

— Как вы для себя сохраняете память о своем украинском Мелитополе?

— Слушаем украинские песни, некоторые умудряются слушать, например, «Океан Эльзы» громко в машине. А по телевизору они все еще показывают российско-украинский фильм «Битва за Севастополь», который у нас когда-то шел под названием «Незламна» (с укр. — несокрушимая).

Там саундтрек тоже «Океана Эльзы», и они его не смогли убрать, а мы ловим каждый такой момент.  

В Украине довольно популярна сеть магазинов «Галя Балувана». Там продаются замороженные полуфабрикаты очень вкусной домашней еды.

У нас сразу после оккупации эти магазины закрылись, а сейчас они стали работать опять. И снова это очень вкусно. И вот у них всегда были просто сказочные котлеты по-киевски.

Недавно зашла, ищу их на витрине, а там лежат только «кордон блю». Продавщица поняла, что мне нужно, и объяснила, что это и есть котлеты по-киевски, которые пришлось переименовать, так как заходили какие-то люди и возмущались.

А меня радует, что их волнуют наши котлеты по-киевски, что они их боятся.

Купила себе синие и желтые прищепки. И еще из маленьких моментов оптимизма — у меня в шкафу висит моя вышиванка, я ее очень люблю и очень надеюсь, что однажды надену опять.